Новичков первым делом в Освенциме стригли наголо и отправляли в баню. Сначала с потолка лился поток холодной воды, затем – горячей. И так несколько раз. После бани узниц одевали в полосатую робу с индивидуальными номерами. Марии достался – 47452.
Рядом с баней находилось здание, куда людей подгоняли палками. Марии тоже пришлось войти туда. Там, в кабинете, её сильным толчком бросили на топчан. Два немца развели хрупкие руки девушки в стороны и крепко прижали. Третий, в халате, взял три иголки, окунул их в тушь и выколол присвоенный в лагере номер.
Началась тяжелая лагерная жизнь. Чередой один за другим потянулись страшные дни. Подъем в три часа и сразу же бегом на построение, после него – трехчасовое стояние. Дождь, снег, сильный ветер – не помеха. Упадешь – спустят собаку, они там были вымуштрованы так, что после оставался путь один – в крематорий. Стоять было невыносимо трудно – затекали ноги и спина. Зимой и летом на узниках лишь рубище с номером. И все.
В седьмом часу пленных под до смерти надоевшее «Шнель, шнель» вели на работы. Куда? В один из дней они рыли за лагерем траншею глубиной два с половиной метра. Около нее творилось что-то страшное и шумное, что именно Мария увидела только, когда их подвели ближе. Здесь стояли раздетые наголо узники – старики, женщины, дети, а эсэсовцы спустили на них овчарок и смеялись. Одна собака с громким рычанием набросилась на женщину с ребенком на руках. Что было потом, невозможно описать словами… Как человек может быть способен на такое!
— Звери! – вырвалось у кого-то из стоящих рядом.
— Нет, — думала Мария, — звери не способны на такое. Они не уничтожают своих собратьев, а нападают только тогда, когда голод толкает… А эти?
После страшной картины все работали как неживые – сцена расправы сильно потрясла и без того ослабших людей. Из уст в уста узницы передавали слух о том, что несчастные убиенные – евреи, цыгане, поляки. За что? Да просто этот, как выражались эсэсовцы, хлам, великой нации не нужен.
Вялая работа пленниц раздражала фашистов. Был случай, когда один из них подбежал к женщинам, начал орать, бить прикладом по спине, заставил трех узниц копать яму. Они подчинились. Когда яма стала по колено, эсэсовец приказал женщинам лечь на дно. Другим дал лопату и велел закапывать. Они отказались, немец спустил собаку, делал так до тех пор, пока сломленные физически и морально пленники не подчинились.
Несмотря на садистский режим, в лагерь каким-то почти невероятным образом доходили слухи о военных неудачах фашистов. В один из дней наша героиня услышала от соседки, что гитлеровцы потерпели крупную неудачу под Сталинградом. Радость переполняла истерзанное девичье сердце, жаль только, что с подругой-землячкой поделиться было нельзя: ее тело Мария видела в груде трупов, приготовленных для отправки в печь.
Весть о крупном поражении «великой Германии» распространялась быстро. Радовались не только русские, но и французы, поляки, немцы-антифашисты. Попробовали даже песню запеть, но простить такое эсэсовцы не могли. Сквозь удары плетей они прогнали каждого, кто казался подозрительным. В их числе была и Мария. Тех, кто падал от удара хлыстом, расстреливали. Некоторые завидовали: «Отмучился человек…»
Были среди узников и смельчаки, решавшиеся на побег. В случае поимки им грозило жестокое наказание — 25 ударов плетью.
Из воспоминаний М.Ф. Кульчиной: «Из заключенных прикладами сколотили строй буквой «П». В центре стоит продолговатый стол. «Поймали», — шепчет кто-то рядом. «Кого?». «Да полячку одну, убежать хотела». Женщину подогнали к столу, наклонили вниз лицом и прижали к крышке. Крупная немка с отвратительным лицом быстро подошла к жертве и сильным ударом плети рассекла тело. Женщина истошно закричала. После нескольких ударов полячка только хрипела. Но немка завершать на половине начатое не собиралась. Спина несчастной покрылась фиолетовыми кровавыми полосами. Женщина уже совсем не подавала каких-либо признаков жизни, но эсэсовка «честно» исполняла порученную работу и после двадцать пятого удара, вытирая со лба пот, спокойно отошла от столика довольная и уверенная, что после такого урока число желающих убежать заметно сократится. Еще один фашист громко с улыбкой спросил:
— Кто ешчо хотель бегать? Мы можем помогать. У нас это, как вы смотрель, получается зер гут… или как это – карашо».
В один из тянувшихся долгой, страшной чередой дней Мария почувствовала, что не может идти на стояние – кружилась голова, ноги не шли тело сковал озноб. Старшая КАПО пожалела – завела в свою каморку: «Иди сюда, тебе нельзя на работу». От слабости девушка плохо соображала, но в голове четко пульсировала мысль– болеть нельзя, сразу отправят в печь, надо держаться. Старшая вернулась и кое-как объяснила, что нужно идти в изолятор. Узница покорно выполнила то, что ей велели. В изоляторе её уложили на голые нары и бросили грубое шерстяное одеяло, от которого тело кололось и чесалось. Кто-то из обитателей изолятора сунул кусок брюквы, а женщина-украинка предупредила: вечером нужно уходить обратно, иначе немцы заберут и в крематорий отправят.
— Да в чем же пойду. Одежды никакой нет, — спросила Мария.
— Потому здесь всех и раздевают, отсюда в барак не возвращаются. На, накинь вот это.
Женщина протянула одежду, её мягкий голос и темные, глубоко запавшие от нечеловеческих испытаний глаза, наша землячка запомнила навсегда. Ночью вернулась обратно. Молодой организм девушки после дневной передышки поборол болезнь и к утру температура спала…
В лагере снова и снова появлялись вести о победах Советской Армии. Они помогают Марии и ее товарищам по несчастью. Надежда и вера – сильный духовный стимул к жизни. Но физические силы были уже на пределе. Вокруг бродили люди-скелеты. Кто-то отрешенно грыз брюкву, кто-то стаскивал в штабель скелеты, а кто-то, совсем отчаявшийся, сам полз в этот штабель. А от темного дыма ненасытных печей, принимающих все новые и новые жертвы, день уже давно превратился в ночь.
По тому, как фашисты нервничали, чувствовалось приближение советского фронта. Кто-то принес радостную новость: Советская Армия в двадцати километрах от Освенцима. «Скоро нас освободят», — так думали Мария и те, кто остались в живых.
Но для бедной девушки долгожданный час освобождения еще не настал. Ее вместе с другими узниками переправили в новый лагерь смерти – Бухенвальд. То, что конец ненавистного режима близок, – было ясно. Но вот выпадет ли счастье его дождаться? Дать ответ на этот вопрос вряд ли кто мог.
Но она дождалась!
— Танки в лагере. Нас освободили! – раздался чей-то голос.
Сначала девушка не совсем поняла, но когда громче услышала: «Есть ли тут живые. Вставайте, охрана разбежалась», изо всех сил она, почти обессилевшая, поднялась с нар. Из восьми человек, находящихся рядом, только двое были живы – одна из них Мария Фоминична.
15 апреля 1945 года – день ее освобождения из фашистского концентрационного лагеря стало для нее настоящим вторым рождением. Да, так случается, что люди отмечают два дня рождения. Один – настоящий, а вот дата другого — это день чудесного спасения, исцеления или начала новой переосмысленной жизни.
Однако, несмотря на освобождение, вернуться домой она смогла только в июне 1947 года. Два года Мария Фоминична, пережившая ад на земле в фашистских лагерях, помогала немецким рабочим восстанавливать страну. Не все в Германии были врагами, да и врага православие учит прощать.
С чужбины Мария писала родным. Она узнала, что ее брат Иван погиб. Родные сообщали, что живут хорошо. Но самое главное – они были живы.
Еще долгие годы после возвращения Марию Фоминичну мучали ночные кошмары. От страшных испытаний она теряла голос. А в тот момент, когда рассказывала нам свою жуткую историю, её голос был таким тихим и мягким. Да, проскальзывали натянутые нотки волнения, чувствовался душевный надрыв. Но яркое солнце, светившее за окном, и ясный тихий день как будто напоминали – мы живем в мирное время. Слава Богу, что весь этот ужас остался в прошлом, думали мы тогда. Никто из нас не мог себе даже представить, что когда-то фашизм вновь поднимет голову, что будут гибнуть мирные жители, дети, что вновь с оружием в руках придется защищать рубежи нашей страны.
Людмила КОМИССАРОВА
